Наркоман – какой он? У меня не было представления...
Как будто вчера. Моя дочь в реабилитационном центре. Мне страшно, я плачу. А вдруг ее обидят, вдруг случится что-то плохое? Как ее кормят, а как ее там лечат? Кроме страха никаких чувств не было, но я знала, что у меня нет другого выхода, кроме как обратиться за помощью к специалистам, я уже осознавала, что она больна.
У меня, правда, тогда не было представления, наркоман — какой он? Я не понимала, какая моя дочь. Как она стала зависимой от наркотиков?
«Вам нужно ходить на собрания семейной группы Нар-Анона», — сказали мне специалисты. Я пошла в Нар-Анон с намерением найти способ спасти наркоманку.
Так мы с мужем оказались в Нар-Аноне — содружестве членов семей и друзей наркоманов. На первом собрании я сначала смотрела на людей с опаской, но вдруг поняла, что нахожусь среди таких же, как я. Эти люди, как и я, познали горе и сумели справиться с ним. С первых минут я почувствовала их поддержку и сочувствие. И вот что было совсем непонятно — никто не отвечал на вопрос: «Наркоман — он какой?». Все говорили только о себе и своем выздоровлении. Я тоже больна? Страшно и непонятно!
Чем дольше шло собрание группы, тем легче мне становилось. Я узнала, что наркомания — это не плохое воспитание, а смертельная болезнь, причем семейная. Мне было тяжело и больно это услышать, но пришлось этот факт принять.
С чего всё началось?
И я начала работу над своим выздоровлением. Сначала вспоминала, с чего все началось.
Моей дочери 11 лет. В очередной раз она не слушается и уходит из дома. Потом эти уходы станут постоянными, а я каждый раз буду испытывать страх, рисовать кошмарные картины. Появляется страх что-то говорить ей — только бы она снова не ушла. У нас возникают скандалы, я пытаюсь доказывать очевидные вещи, но она не слышит меня. Помню, однажды она собиралась в школу, а в портфеле — пачка сигарет. Я ругаюсь, отбираю сигареты, а в ответ — оскорбления, крики, непонимание, обиды.
Мне кажется, что я схожу с ума. Я стараюсь делать все, что в моих силах, — изучаю литературу по детской психологии, записываю своего ребенка в различные кружки, вожу к психологу, к психиатру, пытаюсь лечить психотропными препаратами, меняю психолога, и т.д. Бывает, даже недели проходят спокойно, и вдруг один день перечеркивает все.
Я не понимаю, что с моим ребенком. Но вижу только, что ее поведение отличается от поведения детей моих знакомых и ее одноклассников.
Я настолько измучилась, что когда ей оставалось две недели до 18 лет и она очередной раз ушла из дома, я не стала искать ее, звонить, писать — я устала.
Два месяца спустя я позвонила спросить ее об учебе, так как мне сообщили, что она не ходит на занятия. После разговора пришло понимание и ужас. Моя дочь — наркоманка.
Мой мир рухнул, хотелось просто умереть
Для меня рухнул весь мир, хотелось просто умереть, чтобы не чувствовать эту боль.
На следующий день я встретилась с ней, и мое сердце чуть не разорвалось на куски — передо мной была уже не моя милая девочка, а худая, грязная, нервная, просто жалкая сумасшедшая. Наркоман — какой он? Вот такой, какой я ее увидела?
Дочь вернулась домой, а после нашей беседы мне казалось, что она все поняла и больше никогда не будет употреблять наркотики. Тогда я еще не знала, какая страшная болезнь наркомания и что мне самой надо выздоравливать.
А про себя я узнала многое. Мое заболевание проявляется в одержимости изменить и спасти наркомана.
Но в тот момент я просто радовалась, что она дома, ходит в колледж, хотя подозревала, что она употребляет наркотики, и мой контроль включался еще больше.
Я получила информацию о том, что существует помощь для зависимых от наркотиков людей, но волновалась только об ее образовании. Мне казалось, что это для нее важнее. Сейчас понимаю, как же я ошибалась в понимании того, что нужно наркоманке, и того, что необходимо мне.
Дочь пыталась покончить с собой несколько раз. Однажды мы сидели дома с мужем. Он вдруг пошел в комнату дочери. Когда туда зашла я, то увидела, что она сидит на подоконнике, готовая выпрыгнуть с 12 этажа. Меня охватил ужас, я увидела ее отчаяние и безысходность. Я ничего не могла сделать, чтобы помочь ей. Не помню что говорила, помню только свои безумные мысли: «Пусть она сделает это, и я отмучаюсь». У меня не было больше сил терпеть, но я испугалась своих мыслей. Все обошлось, как-то у меня получилось ее отговорить от самоубийства, но ее употребление продолжалось. Она не хотела лечиться и не обращалась за помощью. Поэтому мы решили сами действовать — дочь доверили специалистам и тем, кто знает: «Наркоман — какой он?». Мы признали, что не знаем этого и что пора прекратить задавать себе этот вопрос.
Сегодня я учусь радоваться каждому дню
Мы продолжали ходить на собрания семейных групп Нар-Анона.
В Нар-Аноне я узнала, что наркомания — это болезнь, и я не являюсь ее причиной, не могу ее контролировать и не могу лечить. Да, мне по-прежнему страшно, но сейчас я знаю, что мне нужно делать.
Сегодня я — член Нар-Анона и очень благодарна людям, которые делятся со мной своим опытом, поддерживают меня, принимают такой, какая я есть. Я выздоравливаю по программе «Нар-Анон 36», знакомлюсь со своей болезнью, узнаю много нового о себе, учусь радоваться каждому дню, да просто жить новой счастливой жизнью, без одержимости спасти зависимую.
Понимание сути этого семейного заболевания помогло мне начать взаимодействовать и общаться с дочерью по-новому, решать различные ситуации без конфликтов, любить и принимать свою дочь.
«Член семьи наркомана — он какой?». Этот вопрос обо мне. На него я сегодня и ищу ответ.